Виталий Кличко: С Тайсоном на колокольню

Мы сидели в том самом киевском кафе, которое указал Виталий. Ждали его со стороны парадного входа. А он образовался за нашими спинами словно из воздуха. Как чеширский кот. Это выглядело волшебством.

Заказал на завтрак чай и творожок с изюмом. Предложил позавтракать нам:

— Здесь шикарно готовят.

Прошло полтора часа. Мы поговорили, попрощались, отвернулись на секунду — и этого мгновения Виталию хватило, чтобы исчезнуть. То ли был он, то ли не было…

* * *

— Чтобы понять, как вы нынче живете, — опишите два последних дня.

— Лучше три.

— Отлично.

— В пятницу завершилась сессия Верховной Рады Украины. Тем же вечером с братом вылетели в Казахстан на финал чемпионата мира по боксу. Дальше очень интересно: я оказался там, где не был тридцать лет…

— Это где же?

— Станция Жетиген под Алма-Атой. Дом детства — все тот же. Правда, нет любимых кустов со сладкой-сладкой малиной. Прежде были клубничные полянки — не нашел и их. Не было моих деревьев, на которых, словно Тарзан, рвал вишню. Это немножко огорчило. Зато все остальное — сохранилось. Бабушкин дом в Жетигене строил отец. Поэтому было особенно приятно к нему прикоснуться. Отца уже нет, а дом — стоит.

Вспоминаю: когда дом строили, мы спали под открытым небом. Теплая казахская ночь. Мне года три, лежу на раскладушке, прижимаюсь к отцу. Говорим про звезды и смотрим на них. Звезд так много, что, кажется, до них дотянешься рукой. Волшебное чувство, которое я снова пережил в памяти.

— Внутрь дома зашли?

— Нет, хозяев не было. Я в окошко заглянул. Показалось, и внутри ничего не изменилось. Потом под Джамбулом заехали в поселок Луговое, наш военный городок. Ощущение, что часы в этих краях замерли. Если Алма-Ата или Джамбул современны, презентабельны, то в провинции все, как тридцать лет назад.

— Русских не осталось?

— Многие уехали. Все же были военными. Но еще маленькое чудо — я встретил одноклассников. И учительницу начальной школы. Лучшего подарка не представить! Воспоминания о детстве прекрасны. Самая яркая картинка, которую видел в жизни, — оттуда. Утром просыпаешься, а степь вокруг, до горизонта, ало-красная!

— Маки?

— Да, цветут маки! Наслаждаться этой красотой можно лишь пару дней. Мы жили у Тянь-Шаньских гор с шапками снега круглый год. Рядом речка. Пьешь воду, а она до того холодная, что ломит зубы. Впечатления настолько свежи, будто было вчера. Незабываемый вкус джигиды…

— Это что?

— Финики, в несколько раз меньше обычных. Но такие же сладкие. Очень благодарен нашим казахским друзьям, которые помогли устроить путешествие в детство. Незабываемый день. После Алма-Аты вернулся в Киев, и начался политический тур по Украине.

— Куда теперь улетаете?

— На конгресс Всемирного боксерского совета в Бангкок. Выступлю на открытии, с утра буду уже в Киеве. Следующая неделя — сессия в Раде. Вот моя жизнь.

— Прежде с 7 до 9 утра у вас была непременная тренировка. Обещали этой привычке не изменять.

— Сегодня чуть-чуть сдвинул из-за позднего прилета. Тем не менее два часа занятий — святое. Придерживаюсь пословицы: «Грузи свое тело. Или тело начнет грузить тебя». Плюс одна из важных составляющих — диета. Видите, что беру на завтрак?

— Творог с изюмом.

— И диете не изменяю. Гоночную машину нельзя заправлять плохим бензином. Ехать-то она, конечно, будет, но небыстро. И высоки шансы, что вскоре вам придется менять мотор. Если здоровье есть — на этом фундаменте построишь что угодно. Если нет — не захочешь никуда, ни в бизнес, ни в политику.

— Как форму поддерживаете?

— Плаваю, комплексный фитнес — «силовая выносливость». Работа с небольшими весами. Общефизическая подготовка. Утром сегодня был час на байке. Иногда с друзьями играю в волейбол, футбол на пляже. Максимальная активность.

— На байке-то зачем?

— Я не о мотоцикле. Спортивный велосипед.

— А то мы уж испугались.

— Мотоцикл — это же классно!

— Стоит ли рисковать?

— Если задумываться о рисках — проще сидеть дома. Мы ежедневно рискуем жизнью, даже переходя дорогу. Про самолет не говорю. Сказку «Премудрый карась» помните?

— Не вполне.

— В школе учили, Салтыков-Щедрин. Пересказывать не буду, почитайте.

— Были моменты, когда по грани прошли?

— Могу рассказать о детских шалостях. От которых до сих пор мурашки по коже. У мальчишек какие развлечения? Отыскать на полигоне патроны — и в костер. Последствия бывали трагические, но это нас не останавливало. Магнитом притягивали места, где висела табличка: «Опасная зона: вход строго воспрещен!» Однажды нашли противотанковую мину. И не придумали ничего умнее, как бросать ее на камень с крыши сарая. Не понимали, что ни от сарая, ни от нас ни черта бы не осталось.

— Как же она не рванула?

— Загадка. Вечером понес ее домой. Долго пытался куда-нибудь спрятать. Она здоровая, втиснулась только под родительскую кровать. Отец приехал с работы, когда я спал. Проснулся от шума. Он вошел в комнату, взял за ухо. Указав на мину, спросил: «Что это?!» Ух, и надрали мне задницу!

Еще набрали как-то на полигоне гору трассирующих пуль, швырнули в костер и попрятались. Эффект превзошел ожидания. С Володей, который постоянно болтался с нашей компанией, был уговор: что бы мы ни делали, родителям — ни полслова! А тут брата переполняли впечатления, и дома с порога сообщил: «Папа, ты не представляешь, какой мы устроили фейерверк!»

Чтоб дети в такие истории не попадали, в каждом гарнизоне старались организовать спортивные секции. В одном я занимался борьбой и в фотокружке, в другом — картингом, а в третьем — переключился на бокс.

* * *

— Вы жили недалеко от Байконура?

— Да. Запуск космических ракет тогда транслировали в прямом эфире. Я тайком брал отцовский бинокль. Залезали с мальчишками на крышу пятиэтажки и наблюдали, как с Байконура стартует ракета. Взлет, яркое пламя и фосфоресцирующий хвост, уходящий в звездное небо. Память сберегла много картинок из детства.

— Бинокль сохранился?

— Нет. У нас было столько переездов… О, кстати! К вопросу о том, что сохранилось. Тяга туда, где прошло детство, присутствует всегда. Хочется вернуться, по новой пережить те эмоции. Спустя двадцать лет после выхода советских войск из Чехословакии я отправился в гарнизон под городком Мимонь. Обнаружил аэродром да заброшенные домики. Зашел в нашу бывшую квартиру. Когда-то она казалась нам с Володей громадной, а на деле — крохотные комнатушки. На стенах обои, которые мы клеили. Ужасно захотелось взять что-нибудь с собой. Я брел по коридору, смотрел по сторонам. Возле ванной взгляд упал на вентиляционную трубу. И меня словно током ударило!

— Почему?

— Сперва — предыстория. Брат-третьеклассник возвращается грустный из школы: «Виталий, мне двойку влепили». — «Не волнуйся. Берем тетрадку, прячем в вентиляционную трубу. Там уж родители не найдут». И вот теперь я засовываю туда руку, нащупываю…

— Тетрадь?

— Целую стопку! Лишний раз убедился, какой у меня талантливый брат. Он усвоил совет и тетради с плохими оценками аккуратно складывал в трубу. Лежали в темноте, в сухом месте и были как новенькие. Я раскрыл — бумага на глазах начала желтеть. Позвонил Володе: «Эй, родителей в школу!» Он не понял, что происходит. Долго не верил в мою находку. Вот такой привет из детства.

— В юности вы проходили практику в Бюро молодежного туризма и водили экскурсии по Киеву. Сейчас смогли бы?

— Для друзей провожу время от времени. Получаю удовольствие, показывая город.

— У хорошего экскурсовода есть особенная точка вне туристических троп. Куда водит самых дорогих людей.

— И откуда вы все знаете?! Экскурсоводами не работали?

— Был опыт.

— Открою свою. Бронзовый Леонид Быков в летной форме, из фильма «В бой идут одни старики». Точка удивительная! Если с погодой повезет, большая часть Киева — как на ладони. Левый берег, острова, Днепр, мосты, Лавра, Родина-мать. Маленький кусочек земли, но такой… Эмоциональный. Есть еще точка, но туда крайне сложно попасть. Колокольня Лавры.

— Мы забрались на колокольню Софийского собора.

— Это другое. В Лавре поднимаешься над колоколами — и уже обзор на весь Киев. 360 градусов. Экскурсии туда не ходят. Рассказывают, что в советские годы меч у памятника Родины-матери, стоящего неподалеку, специально укоротили на несколько метров. Чтоб не был выше Лаврской колокольни. Лучшей точки, откуда виден Киев, нет.

— Каких известных людей туда завели?

— Владимира Кличко, Майка Тайсона. Занятная история. Прилетел Майк в Киев. Гуляем по городу. Зеваки начали прорываться сквозь секьюрити: «Дайте сфотографироваться с Тайсоном! Вы что, его от нас охраняете?!» И слышу ответ охранника: «Нет, дорогие. Не его от вас. А вас — от него. Это ж Тайсон». С юмором оказался.

— Тайсон — нормальный дядька?

— Мы давно знакомы. В близком общении всё, что говорят про Майка, теряется. Его нетрудно понять: родом из Гарлема. Считал, весь мир живет по тем же правилам, что и Гарлем. Но внутри — добрый парень, говорить с ним интересно. Совсем не тот Тайсон, который грызет уши.

* * *

— Ваш организм просит нового боя? Настоящего испытания?

— В украинской политике у меня каждый день такие бои, море адреналина…

— Но это же не бокс.

— Вы правы. Знаете, почему бокс не отпускает спортсменов? Это наркотик, в прямом смысле слова! В бою — запредельное количество адреналина. А тот содержит серотонин, гормон счастья. Если поединок заканчивается успешно — счастливее человека на свете нет. Затем это проходит, и начинается…

— Ломка?

— Потребность испытать все то же снова. Потому и привлекают виды спорта, где есть адреналин.

— Например?

— Прыжки с парашютом.

— Сколько их было?

— Немного — 12.

— Второй — самый жуткий?

— Да! А первый — самый запоминающийся…

— У брата прыжков меньше?

— Его хватило на два раза. Я настоял — так бы Володя, наверное, не прыгнул. Хотя кто знает. Может, напрасно на себя медаль вешаю. Но всю команду точно я скидывал. И тренера Фрица Здунека, и спарринг-партнеров, и повара… Причем не просто прыжок с парашютом, а затяжной, с четырех тысяч метров. Скайдайвинг, свободное падение. Впрочем, по адреналину с боксом не сравнить — ни парашют, ни мотоцикл.

— На мотоцикле по Киеву рассекаете?

— Нет, в компании друзей за городом. В центре не то, кругом машины. Другое дело — на природе, весной. Ветерок дотрагивается до кожи, теплый воздух ласкает тебя… Чувство свободы. Запахи. Яблоня цветет или вишня, у полей пахнет ромашкой…

— В свои годы вы остались романтиком.

— Мне кажется, в последнее время из-за такого темпа перестаю замечать настоящую жизнь.

Один момент — и жизнь мечта!

Зачем же столько треволнений?

Зачем вся эта суета

И масса горьких наслаждений?

Мы забываем тот урок,

Который жизнь нам повторяет,

Она дана на краткий срок,

И детство дважды не бывает.

Ребята, каждый момент жизни надо ПРОЖИВАТЬ…

— Ну и память у вас.

— В школе была не очень хорошая. Потом натренировал. Сегодня в голове у меня множество стихов, поэм. А это я прочитал крошечный фрагмент из длинного философского стихотворения, написанного в Афоне монахами.

— Ездили туда?

— Несколько раз. Там натыкался глазами на эти строки — и непроизвольно запомнил. Значит, способности выработались. Цепкая память в политике нужна.

— Что хотите сказать тем, кто уверен: Виталий Кличко на ринг не вернется?

— Зачем мне что-то говорить? Ни перед кем оправдываться не буду — я делаю то, что делаю, а остальные пусть комментируют.

— Для себя-то на этот вопрос ответили?

— Да.

— Мы брали интервью у Николая Валуева. Он сформулировал жестко: «Братья Кличко — холодные дельцы».

— Если речь о спортивном бизнесе — Валуев на сто процентов прав!

— Неужели?

— Конечно! Здесь должен быть четкий, холодный расчет — и никаких эмоций. Чем профессиональный бокс отличается от любительского? Недавно стал очевидцем забавной сцены. Подвыпивший фанат начал задираться к Генри Акинванде: «Слышишь, это ты — бывший чемпион мира? Я тебя побью! Идем! Ну что, забоялся?! Идем, идем…»

— Наваляли ему?

— Нет. Акинванде отреагировал спокойно: «Я — профи. Дерусь за деньги. Если у тебя найдется такая-то сумма, охотно с тобой сейчас выйду. Бесплатно драться не желаю». Ясно? Любители боксируют за результат. Профессионалы мотивированы вознаграждением.

В нашей команде собраны лучшие в своем деле. Тренеры, менеджеры, юристы, врачи. Солидная расходная часть. Но если хочешь быть лучшим — работай с лучшими. Высокое качество дешевым не бывает.

Все должно основываться на четком расчете. Чтоб не оказаться в ситуации боксеров, сделавших головокружительную карьеру и оставшихся ни с чем. Одного могу процитировать — не называя имя: «Стыдно, что был чемпионом мира. Доллара в кармане нет…»

— Эти слова произнес нам в интервью Роман Кармазин.

— Надо понимать, чем ты занимаешься. Обидно, когда Джо Луис служит швейцаром в «Цезарь Паласе» Лас-Вегаса. Или Тайсон объявляет себя банкротом. Не боксирует из-за долгов перед налоговой.

— Как это связано?

— Спрашиваю: «Майк, ты будешь боксировать?» — «Два последних боя не принесли мне ни цента. Деньги сразу шли в счет погашения долгов. Выходить на ринг задаром не хочу, нет мотивации». И это Тайсон!

— А вам, как Акинванде, предлагали биться подвыпившие граждане?

— Я всегда мечтал, как в красивом кино, защитить девушку от хулиганов. Но то ли не там хожу, то ли хулиганы при виде меня тушуются и девушек не обижают. Дрался последний раз в восьмом классе. Да и не драка это, так, потолкались на уроке физкультуры. Тридцать лет я оттачивал мастерство — как оппонента максимально быстро уложить в горизонтальное положение. И желательно без сознания. Судя по моему рекорду, удается неплохо…

— Что за рекорд?

— Процентное соотношение побед нокаутами. Рад, что за пределами ринга эти навыки никогда не применял.

— Владимир Золотарев, ваш первый тренер, вспоминал, что в 90-е рэкетиры пытались вас к себе переманить. Кто-нибудь из друзей не устоял?

— Из близкого окружения, слава богу, никто. Но были ребята, которые тренировались с нами в одном зале и использовали физические данные не по назначению. Времена тяжелые, жили бедно. Я делился с тренером размышлениями: «Меня тоже приглашают, может, попробовать? Вон, пацаны — красиво одеваются, машины, при деньгах. А у нас ничего, кроме энтузиазма…» Он нашел мудрые слова: «Виталий, у тебя все будет. Но твой путь — спорт». Спасибо ему за то, что меня, подростка, уберег от глупостей. Ведь это была дорога в никуда.

* * *

— Нам показалось, Владимир отнесся к Поветкину по-отцовски. А вам случалось жалеть противника?

— Знали б вы, сколько раз после боя ко мне подходили: «Виталий, ну скажи честно — во втором раунде мог же?! Зачем отпустил его? А в пятом? Но в седьмом-то — точно мог?! Вы договорились, да?» И после боя Владимира с Поветкиным вновь понеслось. Я отшучивался: «У нас и так с соседями непростые отношения. Вы что, хотите совсем их испортить?!» Если серьезно, мечта любого боксера — провести 12-раундовый поединок и за секунды до гонга нокаутировать соперника. Чтоб не возникло вопросов.

— Было у вас такое?

— Почти — в 11-м раунде нокаутировал Ларри Дональда. У того прежде не было ни нокаутов, ни поражений. Впервые в карьере упал — от очень хорошего удара…

— Познакомили, значит.

— Ну да. Я частенько выходил против ребят, которые до этого не проигрывали.

— Но жалеть соперников вам не доводилось?

— Был опыт со спарринг-партнером. Ты с ним аккуратненько, и вдруг прилетает такой удар, что думаешь: «Ого! Еще парочка — и до боя не дойдет. А я его жалею…» Поэтому рациональнее пожалеть после боя.

— Растет поколение, которое не видело вас на ринге.

— Вы преувеличиваете…

— Но вырастет однажды. Какой бой им нужно будет посмотреть, чтоб понять, кто такой Виталий Кличко?

— Есть бои красивые, есть эмоциональные, есть драматичные. Некоторые пропускаешь через себя, помнишь годы спустя. Считаю, по эмоциональности для зрителей ярким был бой с Ленноксом Льюисом. Напротив меня — сильнейший боец современности. Накал страстей такой, что все на волоске. То он близок к тому, чтоб меня нокаутировать. То уже Льюис в состоянии грогги.

Против Томаша Адамека был красивый, классический поединок. Но особенный для меня бой — с Херби Хайдом. Там сумасшедшая предыстория, мало кому о ней известно. Это первый мой титул чемпиона мира среди профессионалов, 1999 год. Неадекватные выходки соперника, угрозы, игра на нервах на грани фола. Крупные ставки на мой проигрыш. Выхожу на ринг — некрасивые жесты. Вообразите психологическое напряжение!

— А потом развязка.

— И соперник, который тебе угрожал, устраивал ад из последних дней твоей жизни, валяется без сознания в нокауте. Я испытал огромное удовлетворение от победы.

— Читали, как приехали вы с братом знакомиться к Дону Кингу. Тот уселся за рояль, исполнил бойко. Позже выяснилось — рояль фальшивый, звучала фонограмма. Если б вы не раскусили этот трюк — подписали бы с ним бумаги?

— Нет. Все было слишком наигранно. В тот день Тайсон боксировал с Брюсом Селдоном, и Дон Кинг пригласил нас в Лас-Вегас. Посмотрели бой и поехали домой к Кингу. Начался концерт: если б вы, ребята, поставили подпись под контрактом, образовались бы золотые горы, и немедленно… Есть пословица: «Мягко стелет, жестко спать». Стелили настолько мягко, что интуитивно мы почувствовали — что-то здесь не то. Плюс такой нюанс. Кингу принесли индейку. Он выворотил ногу и размахивал ею, беседуя, с нами. А у Кинга волосы… Вы видели?

— Разумеется.

— Боксеры говорили, свою знаменитую прическу Дон Кинг смастерил, чтоб не были видны рожки. Один из волосков, длинный, закрученный как спираль, упал на индюшачью ногу. Кинг не замечает. Я шепчу: «Володя, неужто съест?»

— Съел?

— Даже не поперхнулся. Не дай бог, заключили бы с ним контракт — и нас бы съел. С потрохами. Мы долго пытались убедить Кармазина не связываться с Кингом. В 2002-м вместе тренировались в Лос-Анджелесе. Я говорил: «Рома, одумайся. Без денег от него ушли все — от Мохаммеда Али до Тайсона».

— А он?

— Отмахнулся: «Да ты что! Это же великий промоутер…» А Кинг берет боксеров, выжимает как лимон, — и до свидания.

Вообще жуликов в боксерском бизнесе навалом. Часто ребята заключают контракты, не понимая, на что себя обрекают. Не скажу, продаются в рабство — но что-то близкое к этому. Титулы приходят и уходят, а жизнь самих боксеров не меняется. Десятки миллионов долларов мелькают рядом с ними, но оседают в карманах их менеджеров, промоутеров, дельцов от бокса, которые рассказывают им красивые басни. И Дон Кинг не исключение.

— Дерек Чисора — негодяй? Или гораздо хитрее, чем кажется?

— Он не хитрый, а глупый. Вот для Дэвида Хэя это все действительно спектакль, который он неплохо разыгрывает. Чисора свои поступки не продумывает. Они суть этого человека. Его реальность. Приводы в полицию, драки, избиения жены, какие-то скандалы. Если Чисора будет дальше так себя вести, закончить может печально.

— Вы были готовы к тому, что он устроит перед вашим боем?

— Нет, для меня это стало сюрпризом. Я, кстати, уверен, что Чисора набрал в рот воды, чтоб выплюнуть в лицо именно мне. Но когда он двинулся в мою сторону, Володя шагнул вперед, и выбора у Чисоры не было. А что касается пощечины на взвешивании… Подставлять вторую щеку я не собирался. Хочешь там подраться — давай! Вопросов нет! Но Чисора сразу отскочил метров на пять. И это говорит о многом.

— Самообладание у вас с братом феноменальное.

— Мы — профессионалы. Так что Валуев опять прав. В нашем деле необходим холодный расчет. Единственное, о чем жалею, — не удалось нокаутировать этого персонажа. Были причины, из-за которых выиграл у Чисоры лишь по очкам.

— Назовите главную.

— Перед боем травмировал правую руку. Боксировал фактически одной левой, которая позволяет выдерживать дистанцию. А когда соперник на тебя идет и поджимает, останавливать нужно правой.

* * *

— Сколько у вас было встреч с легендой немецкого бокса Максом Шмелингом?

— Пять или шесть. По его мемуарам я учил немецкий язык. История этого человека, который спасал евреев в Хрустальную ночь 1938-го, произвела колоссальное впечатление. Но еще больше был потрясен при знакомстве. Шмелингу тогда было под 90. Последний раз мы виделись за год до его смерти — а он нескольких месяцев не дожил до столетия. При этом вел активный образ жизни, приглашал нас и домой, и в офис. Говорил: «Я бы хотел умереть за рабочим столом». Знаете, в беседе с пожилыми людьми порой возникает эффект заезженной пластинки — они часами способны проговаривать одну и ту же мысль.

— Шмелинг был не такой?

— Абсолютно! Мы обсуждали разные темы — от бокса до политики. Он был в курсе всех событий, анализировал наши поединки. Дай бог каждому в этом возрасте сохранить столь ясный ум! Не забывайте, у Шмелинга в карьере случались нокауты. Количество раундов в те годы было не ограничено. Боксерские перчатки напоминали голые кулаки. Чтоб поединок прервали, боксер должен был очутиться на полу. Нам с братом Шмелинг говорил: «Ребята, если хотите стать настоящими чемпионами мира, вам надо в Америку». Его слова послужили толчком к тому, что чемпионские поединки мы начали проводить и в США.

— Фильм про Шмелинга понравился?

— Неплохой. Но если б я был режиссером, снял бы иначе. Немало драматичных эпизодов в судьбе Шмелинга почему-то осталось за кадром.

— К Арнольду Шварценеггеру вы тоже в гости заглядывали?

— Да, у нас хорошие отношения. Когда он занимал пост губернатора Калифорнии, позвонил ему, поздравил с днем рождения. В ответ слышу: «Ты в Лос-Анджелесе? Приезжай!» Моему старшему сыну было лет шесть. Говорю: «Собирайся, нас Шварценеггер ждет, губернатор Калифорнии». А Егор мультики смотрит, ехать не хочет, капризничает. Я выключаю телевизор, беру его в охапку, сажаю в автомобиль. Увидев на пороге хозяина дома, ребенок выдал: «Пап, чего ж ты не сказал, что мы идем к Терминатору?!»

— С украинским, немецким, английским проблем у вас нет. А книжки на каком языке предпочитаете?

— На немецком и английском читаю медленно. Украинский совершенствую. Взял вот «Похождения бравого солдата Швейка». Читал на русском лет пятнадцать назад — было не так забавно. А здесь большинство фраз звучит гораздо смешнее. Наверное, специфика украинского языка. Если понравилась книга, люблю перечитывать. Как «Мастера и Маргариту», где постоянно открываешь для себя что-то новое. Некоторые куски из Булгакова помню абзацами. Вообще в голове целая подборка крылатых выражений, пословиц на разных языках.

— Из Булгакова что у вас с собой всегда?

— Это как пазл — в каждой ситуации требуется что-то свое. Но я, например, нередко вспоминаю диалог на Патриарших. Воланд спрашивает у Берлиоза и Бездомного: «Помимо всего прочего, вы еще и не верите в Бога?» — «Да, мы атеисты». — «Ах, как это интересно!»

— На Патриарших бывали?

— Конечно.

— А в музее Булгакова?

— В киевском. В московском не довелось.

— Вы можете себе позволить — при узнаваемости и графике — погулять по вечернему городу?

— Да. Недавно была такая чудесная погода, что прошлись по Крещатику — мы с Володей и Розенбаум. Важно держать быстрый темп, не останавливаться. Люди узнают, но сначала им кажется, что обознались: «Они? Не они?» Затем решают — подходить или нет? Пока все это прокрутили в голове — мы уже далеко. А то иногда кто-нибудь на бегу попросит автограф. Ты тормозишь, расписываешься, поднимаешь глаза — и вокруг толпа.

— Почему у вас в Киеве нет водителя?

— Есть. Периодически обращаюсь к нему. Хотя люблю водить сам. Я за рулем отдыхаю.

— С вашими предпочтениями разобрались. А что вы не любите?

— Жареное мясо на завтрак. Пьяных женщин. И когда бессовестно лгут, глядя в глаза.

— На днях мы встречались с украинскими героями спорта. Одному бывшая жена уполовинила состояние. Другому — сократила на две трети. Брат правильно делает, что не торопится с женитьбой?

— Прежде чем жениться, грамотно составь брачный контракт! Там все прописывается.

— В вашей жизни он был?

— Мы женаты. Хоть не было ни свадьбы, ни колец. Главное — не контракты. А взаимопонимание. Любовь. С Натальей вместе 17 лет, у нас трое детей, и я счастлив. Правда, абсолютных рецептов в семейных отношениях не существует. Советы Володе давать не хочу. Кто-то в 18 находит свою половинку. А кому-то и в 50 не везет.

— Андрей Кириленко изрек: «За карьеру я заработал уже много. До неприличия». Готовы повторить?

— Отвечу так: я за карьеру заработал много опыта, контактов, незабываемых эмоций. Если же вас интересуют деньги, то их достаточно, чтоб финансовый вопрос не тревожил остро меня и мою семью.

— А также ваших детей?

— Моя принципиальная позиция — родители обязаны дать детям достойное образование. Все остальное они должны заработать сами.

— Учиться будут в Америке?

— Я мечтаю о Гарварде. Замучил их этой идеей. Но если Егор, Елизавета-Виктория и Максим получат образование в одном из престижнейших университетов мира, моя миссия как отца будет практически выполнена.

…Еще раз мысленно мы благодарили Кличко час спустя — когда добрались по его совету до того самого бронзового Леонида Быкова. Вид на город — невероятный. Все, как обещал Виталий.

А на колокольню Киево-Печерской лавры нас не пустили. Быть может, потому, что не было рядом ни Кличко, ни Тайсона.

Юрий ГОЛЫШАК, Александр КРУЖКОВ