Книга: «Синдром войны»

ИноСМИ в сотрудничестве с издательством «Альпина нон-фикшн» предлагает почитать отрывок из книги Кевина Сайтса (Kevin Sites) «Синдром войны». Вашему вниманию — первая глава «Убийство вблизи». В ней рассказывается об убийстве иракцев американскими солдатами, приводится интервью одного из принимавших участие в бое военнослужащих, а затем рассказывается его дальнейшая судьба. Она печальна.

ГЛАВА 1 УБИЙСТВО ВБЛИЗИ

Я никогда не расскажу ей, что мне приходилось здесь делать. Никому не расскажу.

ПРЕДСТАВЬТЕ, ЧТО ВЫ МОРСКОЙ ПЕХОТИНЕЦ и вам приказано зачистить здание в ходе одного из самых кровавых боев очень жестокой и грязной войны. Вы понятия не имеете, что вас ждет внутри: бомбы, мины-ловушки, козы, женщины, дети… или до зубов вооруженные бойцы вражеской армии. Вам надо за долю секунды решить, нажимать на спусковой крючок или нет. Благодаря использованию современных технологий: беспилотных летательных аппаратов, управляемых крылатых ракет, даже высокоточного стрелкового оружия, — такого рода операции проводятся достаточно редко. Но сегодня как раз такой исключительный случай. Я смотрю на капрала Уильяма Уолда. Он стоит у стены, окружающей мечеть в Эль-Фаллудже. Видно, что адреналин у него зашкаливает и он едва понимает, что происходит. Так бывает, когда лицом к лицу сталкиваешься с врагом. И надо убивать, пока не убили тебя. 

Всего минут сорок назад его подразделение захватило мечеть, в которой был опорный пункт повстанцев. В какой-то момент войны руководство Вооруженными силами США приняло решение не атаковать мечети, даже если в них укрывались боевики. Отход от этого принципа и обстрел мусульманской святыни, несомненно, лишь увеличивали число повстанцев. К тому же эта неофициальная политика привела к «парадоксу военной стратегии». Так, военный стратег и историк Эдвард Люттвак называет следующий феномен: какой бы верной ни была ваша стратегия на поле боя, противник в любом случае очень быстро адаптируется и обратит ее против вас. Американцы перестали разрушать мечети — и повстанцы все чаще использовали их как опорные пункты; снайперы даже стреляли с минаретов. Это заставило американских генералов пересмотреть свою стратегию перед масштабной операцией по освобождению Эль-Фаллуджи под названием «Ярость призрака» (Phantom Fury) (1). Больше никаких запретов: если враг оккупировал мечеть, ее придется разрушить.

Мечеть, за которую пришлось сражаться Уилли Уолду, — пример этой новой политики. Когда укрывшиеся в ней повстанцы обстреляли американских морских пехотинцев, в ответ те стали наносить удары из орудий 120 мм танка M1A1 Abrams, пробившие в нескольких местах стены мечети. Затем отделение морской пехоты во главе с младшим капралом Патриком О’Брайеном вошло в мечеть. Там они обнаружили одного погибшего и пятерых раненых, видимо в результате танкового обстрела, повстанцев (об этом упоминалось во введении).

Раненые иракцы сразу же сдались. Обескураженные, в крови, они сидели возле стены в главной комнате мечети. Но была еще вторая комната. О’Брайен приказал Уолду и его группе огневой поддержки из трех человек действовать в стиле SWAT1 (2) и убедиться, что там никого нет.

Уолд исполняет приказ. Они врываются в комнату. Один направляет винтовку влево, другой вправо, Уолт занимает позицию прямо по центру — как полузащитник футбольной команды, которым он был в школе. В комнате никого нет, но они обнаруживают еще одну дверь.

Первый пехотинец выбивает ее. От неожиданности у него буквально лезут на лоб глаза. Прямо перед ним девять во оруженных повстанцев. Возраст от двадцати до тридцати с небольшим лет; все с бородами; одеты либо в рубашки и брюки, либо в традиционные афганские костюмы, которые американские военные презрительно называют «мужскими платьями». У них в руках автоматы Калашникова и гранатометы, но в первую секунду никто не стреляет. На какое-то мгновение все замерли. У всех только одна мысль: «Черт!» Затем — волна страха, насилие неизбежно. Уолд кричит пехотинцу: «Огонь!», и тот палит в человека напротив. Уолд врывается в комнату и тоже начинает стрелять. Третий пехотинец прикрывает его слева, выпускает очередь за очередью по людям, стоящим почти вплотную к нему. Все повстанцы убиты. Уолд и его команда выпустили больше тридцати патронов. Они переводят дыхание. Пехотинцы понимают, что им самим чудом удалось избежать смерти. Они отбрасывают в сторону оружие повстанцев и проверяют, все ли мертвы, тыкая винтовками или пиная их в пах и другие чувствительные места. Если кто-то еще жив, он не сможет не выдать себя. Пехотинцы поднимают оружие иракцев и складывают его у входа в мечеть.

Затем я наблюдаю, как солдаты неохотно переносят тела в первую комнату, где лежат раненые повстанцы. Я замечаю, что стреляли они очень метко: по голове и торсу, как их учили. Из головы одного убитого вываливается кусочек мозга, и пехотинец какой-то палкой подбрасывает его ближе к владельцу. Некоторые из солдат поздравляют друг друга с победой: хлопают по плечам, обнимаются. Но безжизненные тела мешают ликованию. Одно дело — убивать врагов в бою. И совсем другое — переносить потом их изрешеченные пулями трупы, тащить их за руки, за ноги или пояса. Складывать в кучу тела с неподвижными, распахнутыми глазами, полураскрытыми мертвыми ртами. Запах нестираной одежды смешивается с запахом пороха, все еще ощутимым в воздухе. Пока остальные убирают трупы в черные пластиковые мешки, Уолд бесцельно бродит вокруг, рассматривает дыры в стенах. Он не знает, каких проявлений чувств от него ждут.

Уолд едва заметно качает головой, когда командир бригады подполковник Уильям Бул фотографирует его: победитель после боя. Пехотинцы продолжают свою неприятную работу, в каждый мешок по два трупа. Раненые иракцы пытаются не смотреть, они боятся разделить участь убитых. В этот день им везет: американские санитары дают им воды и оказывают медицинскую помощь. Я рассматриваю раненых. Одному, с красным платком на голове, лет под шестьдесят; другой — коренастый мужчина в сером традиционном костюме, ему я бы дал лет тридцать пять; еще один — молодой усатый парень, одетый только в белье и рубашку, на вид около тридцати лет, ранен в ногу (это Талеб Салем Нидал, о котором я рассказывал во введении). И последний: лет тридцати с небольшим, с многочисленными ранами на руках, ногах и теле. Он одет в сильно поношенную полицейскую форму, темные брюки и голубую рубашку. Несмотря на раны и грязную оборванную одежду, он красив: волевое мужественное лицо, аккуратно подстриженные усы, твердый подбородок. Из всех раненых он кажется мне самым стойким, его вид не выдает ни страха, ни боли (3).

Во дворе я встречаю Уолда, и первое, что он говорит, глядя в камеру: «Комната была такая маленькая! Такая чертовски маленькая! — он качает головой. — 35 выстрелов! Черт, как я испугался! Верите, чуть в штаны не наложил!» — громко вздыхает.

«Расскажите, что вы там видели», — прошу я его. Он опять качает головой, сам никак не может поверить в то, что ему пришлось пережить.

«Мне было приказано проверить комнату. Мой первый боец вошел… увидел парня с калашом, и я своему крикнул, чтобы стрелял. Потом я застрелил шестерых слева, а мой другой боец — двух остальных».

У меня к Уолду миллион вопросов. Мне интересно, где кто стоял, какое у них было выражение на лицах, каково было нажимать на спусковой крючок, когда они были так близко. И что потом — как изменились их лица, их позы? Они просто упали на пол или, как в кино, их отбросило назад, как будто кто-то потянул за невидимую веревку? Столько вопросов, но почему-то ни одного не могу сформулировать. «Расскажите, что вы видели», — автоматически произношу я. Не знаю, что это за чувство, наверное, какое-то болезненное любопытство.

«Я видел только направленные на меня автоматы, — он опять качает головой, — так что сработал инстинкт: стрелять… Мне надо идти». Со стороны мечети раздаются какие-то крики.

Оказывается, одного из товарищей Уолда только что ранили. Нападавший скрылся, перемахнув через каменную ограду. Уолд и два бойца начинают преследование. Теперь его подстегивает ярость.

«Найдите этого ублюдка и прикончите его!» — кричит Уолд своим бойцам. Они выламывают железные ворота двора. Я снимаю все происходящее. Во дворе два здания, они стреляют по обоим. Все тихо. Уолд бросает гранату между зданиями. «В укрытие!» — и они втроем выбегают из двора и прячутся за стеной. Но граната не взрывается, и Уолд снова отправляет одного из бойцов во двор. Тот бросает еще одну гранату, на этот раз из-за стены слышен взрыв, несколько приглушенный. Пехотинцы врываются во двор и осматривают здания, как до этого мечеть. Но на этот раз они не натыкаются на дула автоматов. Внутри никого. Разочарованные, они возвращаются к бронетранспортеру, в котором оказывают помощь раненому товарищу. Уолд хотел отомстить, кровь за кровь, но ему придется подождать.

Когда мне в следующий раз удается поговорить с Уолдом, уже начинает темнеть. Видно, что он по-прежнему возбужден, все еще прокручивает в голове эпизод, когда оказался на волоске от смерти. Он не может держать все в себе и максимально откровенен со мной. Возможно, подсознательно чувствует, как важно мне и остальным понять, что до этой войны он был обычным парнем, совсем еще мальчишкой. Ходил на школьные вечеринки и играл в футбол. А здесь, в Ираке, он только что пополнил список отнятых им жизней еще шестью. Наш разговор продолжается примерно полчаса, и нам не мешают ни пулеметные выстрелы, ни взрывы танковых снарядов, ни даже авианалет. Лишь время от времени Уолд прерывается, чтобы отдать распоряжения своим подчиненным. Уже совсем стемнело, но я продолжаю снимать, пока командир отделения не кричит на меня, чтобы я выключил инфракрасную подсветку камеры. Я приведу наш разговор почти полностью:

ПЯТНИЦА, 12 НОЯБРЯ 2004 Г.

Уильям Кристофер Уолд (У.): Темнеет. Сейчас начнется.

Кевин Сайтс (К.): Вы видели, что там произошло?

У.: Ну, один из сержантов шел по улице. Прикрытие было. Но этот урод просто выпрыгнул откуда-то и несколько раз выстрелил в него. И убежал. Перепрыгнул стену. Мы не смогли его догнать. А сержант получил пять или шесть пуль. Хорошо еще, почти все попали в бронежилет. Но он ранен в шею и руку.

К.: Как вас зовут?

 У.: А?

К.: Как зовут вас?

У.: Уилли.

К.: Уилли. А фамилия?

У.: Уолд. Капрал Уолд.

К.: Как пишется?

У.: У-О-Л-Д. Шесть месяцев осталось. Черт, я просто хочу убраться отсюда поскорее. И вообще из пехоты.

К.: Хотите уйти из морской пехоты?

У.: Да. С меня хватит. Скоро получу сержанта и тогда свалю!

К.: И как давно уже служите?

У.: Три с половиной года.

К.: А сколько вам лет?

У.: Только что исполнилось 21.

К.: Откуда вы?

У.: Штат Вашингтон.

К.: То, с чем вам пришлось столкнуться во время этой войны…

У.: А?

К.: Увиденное во время войны вас изменило?

У.: Я не понял. Повторите вопрос.

К.: Все то, что вам пришлось увидеть и сделать во время боевых действий, — это вас как-то изменило?

У.: Да. И очень сильно. Я же еще совсем молод. Я поступил на службу в 17 лет. Два с половиной года пробыл в службе охраны президента, а потом оказался здесь. Меня это еще как изменило (4).

К.: И каким образом?

У.: Да просто меняется взгляд на жизнь. Уже не можешь всякое дерьмо считать само собой разумеющимся.

К.: Вы сегодня убили несколько человек.

У.: Да.

К.: Это сложно?

У.: Нет. Убивать подонков нормально.

К.: А вам приходилось убивать до сегодняшнего дня?

У.: Да. Я 12 человек убил здесь за время службы.

К.: 12 человек, а вам всего 21 год.

У.: А?

К.: Вы убили 12 человек, а вам всего 21 год.

У.: [Смеется] Ага. Уйду со службы в 21 год. А поступил в семнадцать. Представляете, я на год раньше школу закончил, чтобы заниматься вот этим!

К.: Вы рады, что так получилось?

У.: Нет. Если бы можно было отмотать время назад, я бы так не делал.

К.: Почему?

У.: Я бы пошел в университет. Университет — вот это тема, да. Нет, я, конечно, горжусь, что я защищаю мою страну. Потому что я здесь не ради иракцев, а ради американцев.

К.: Многие считают так же, как вы?

У.: А?

К.: Как вы считаете, многие с вами согласились бы?

 У.: Я знаю, что многие ребята тоже ненавидят этих ублюдков. Я уже устал видеть, как моих братьев убивают и ранят.  С тех пор, как я здесь, четверых моих лучших друзей убили.

К.: Это, наверное, тяжело?

У.: Еще как тяжело! Только бы найти того, кто стрелял! Они стреляют в нас и убегают. Или используют самодельные взрывные устройства. Они просто трусы. Поэтому я и говорю, что спокойно убиваю этих подонков.

К.: Как вам кажется, нынешняя операция стоит понесенных потерь? Вы чего-то добились?

У.: А? (Уолд, как и многие другие непосредственные участники боевых действий, по-видимому, имел проблемы со слухом.)

К.: Эта операция имеет смысл?

У.: Я уничтожаю террористов, это понятно. Если удастся уберечь хотя бы одного американца, значит, я выполнил свою работу. На свою жизнь мне плевать, но я здесь ради семьи. Ради них я здесь. И я бы снова приехал сюда, если потребовалось бы. Мне очень не нравится здесь, но это ради моей семьи.

К.: Почему вы хотите уволиться из армии?

У.: А?

К.: Почему вы хотите уволиться из армии?

У.: Я просто хочу быть как все. Жить нормальной жизнью.

К.: А вы думаете, получится, после всего, что произошло здесь?

У.: Уверен, все будет в порядке. Конечно, я сильно изменился с тех пор, как поступил на службу. Особенно здесь… Я теперь ко всему буду относиться по-другому.

К.: Вас ожесточила служба?

У.: Ну… да, я стал более жестким человеком за время службы здесь. Через это здесь все проходят. Становишься таким толстокожим. [Слышен взрыв.] От этого я тоже устал уже.

К.: Слишком много взрывов?

У.: Да. Сплошной грохот.

К.: Чем собираетесь заниматься потом?

У.: Ну, я получил стипендию, чтобы играть за университетскую футбольную команду.

К.: Где?

У.: В Вашингтонском государственном университете. В их команде. [Он делает пальцами знак победы.]

К.: И на какой позиции играете?

У.: Полузащитник. Я мог сразу после школы пойти в универ- ситет, по результатам окончания школы мне полагалась повышенная стипендия. Но я записался в морскую пехоту.

К.: Почему?

У.: Ну, мой отец всегда говорил мне, что мой долг, как и любого американца, служить родине. Он погиб, когда мне было двенадцать. Вот я и решил сделать, как он хотел.

К.: Он тоже был морским пехотинцем?

У.: Нет, он в пехоте служил.

К.: А как он погиб?

У.: Его убили, когда мне было двенадцать.

К.: Как это произошло?

У.: Не знаю. Убийцу так и не нашли (5).

К.: Так вы это сделали ради него?

У.: А?

К.: Вы пошли служить в память об отце?

У.: Я просто хочу быть полезным американскому народу. Я люблю свою семью и свою невесту. Я не хочу, чтобы она беспокоилась, что кто-то вторгнется в нашу страну. Лучше уж прикончить их здесь, чем потом сражаться с ними на собственном заднем дворе. [Снова слышен взрыв.] Только посмотрите на это. [Он указывает в сторону, откуда раздаются звуки авианалета.] Чем больше мы их убьем здесь, тем меньше можно волноваться, что они явятся к нам.

К.: Так что же, вы совсем не боитесь? Когда, например, приходится врываться в здание, а там вас ждут с заряженными автоматами?

У.: У меня времени нет думать об этом. Когда я только попал сюда, я постоянно волновался… Как раз сегодня мне один мой друг сказал: «Ты когда приехал сюда, вечно боялся, что тебя убьют». А сейчас у меня просто нет времени об этом думать. Врываешься в дом… Вот как сегодня, когда на меня были направлены автоматы. А у меня только одна мысль в голове: » Их надо прикончить«. Я застрелил шестерых меньше чем за десять секунд. Это надо сделать, и все. Потом все как-то само собой уходит, ничего даже делать не надо.

 К.: Если бы вы были уверены, что больше не окажетесь в горячих точках, вы бы остались в морской пехоте?

 У.: Да. Но я не знаю, смог ли бы я выдержать еще одну такую командировку. Дело в том, что чем больше времени здесь проводишь, тем сильнее хочется убивать. Сейчас я… мне так надоело, что они убивают моих друзей, что я просто хочу прикончить их всех. Чем дольше здесь находишься, тем больше хочется просто взять и перебить их всех. К.: Думаете, вернувшись домой, вы сможете с этим справиться?

 У.: Надеюсь. [На лице неуверенность.] Ну да. Моя невеста очень волнуется, что я вернусь домой другим человеком. Я никогда не расскажу ей, что мне приходилось здесь делать. Никому не расскажу. Я совсем не горжусь тем, что мне приходится убивать. Но горжусь тем, что служу своей стране. Я этого не понимал, пока не оказался здесь. Никогда не понимал, что значит сказать: «Я служу своей стране. Я служу в морской пехоте». Нельзя сказать, что служишь родине, пока не окажешься в таком вот месте. Только тогда можно по-настоящему это понять. И по-настоящему гордиться тем, что делаешь. Я ненавижу службу здесь. И одновременно мне здесь нравится. Есть свои плюсы и минусы… Я уже почти месяц не разговаривал со своей невестой. Надеюсь, что у нее все в порядке.

К.: Если хотите, можете позвонить с моего телефона.

У.: Ой, нет. Не могу. Я не могу.

К.: Ну, пожалуйста!

У.: Нет-нет, я не могу.

К.: Я многим давал позвонить.

У.: Ну, может быть, как-нибудь в другой раз…

К.: Хорошо.

У.: Я…

К.: Очень многие с него звонили. Что здесь такого?

У.: Я так много пропустил, пока был здесь. Нашу годовщину. Мой день рождения, ее день рождения. Но все, больше так не будет. Через полгода все кончится. А здесь оста- лось всего два месяца.

К.: И что вы будете делать в оставшееся время службы? Эти четыре месяца?

У.: Эти последние три-четыре месяца, да?

К.: Ну да. Это просто переходный этап или как?

У.: Ну да… Буду ходить в тренажерный зал. Знаете, я настоящий фанат этого дела. Я здесь похудел уже на 15 килограммов! Так что, когда вернусь, надо будет много тренироваться.

К.: Будете опять играть в футбол?

У.: Да. Представляете, я весил 103 килограмма, а теперь 86. Я ни разу не был в зале за все это время.

К.: Да, тяжело будет.

У.: Очень тяжело, да.

К.: А как вы думаете, эта злость, которую вы сейчас испыты- ваете, она пропадет после возвращения домой?

У.: Со временем учишься контролировать злость. Я думаю, у меня все будет нормально. Я так рад, что скоро опять стану гражданским, что, думаю, все пройдет само собой. Знаете, сегодня мы с этим парнем, которого ранили, целый день только и думали о том, чтобы вернуться домой, купить бигмак и провести ночь со своей… ну, с невестой. Понимаете? Все, чего мы хотим, — снова стать нормальными людьми. Представляете, для него это третья горячая точка! Я бы не выдержал.

К.: Трудно здесь?

У.: Убивать нетрудно. Трудно остаться в живых. В моей роте столько убитых, это уже совсем не дело.

К.: Да, особенно в этой операции. Столько жертв.

У.: [Кричит.] Эй, мы выдвигаемся! [Своим подчиненным.] Эй, Дар! Сюда, тут есть кое-что для вас! Осторожно, осторожно! Слышите? Внимание на крыши! Осторожнее, не высовывайтесь!

К.: А город ваш какой в штате Вашингтон?

У.: Ванкувер.

К.: Красивый город.

У.: Да, там очень красиво. Я очень скучаю по дому. У меня мотоцикл, совсем новый еще. Никак не могу дождаться, когда приеду и…

К.: А что за мотоцикл?

У.: 636 Ninja. Фирма Kawasaki. Совсем новенький.

К.: Интересно, а почему все, кто возвращается из армии, покупают именно эти мотоциклы?

У.: Нет, я его купил еще до того, как пошел служить. Всегда мечтал о мотоцикле.

К.: А Уилли — сокращенное от Уильяма или это полное имя?

У.: От Уильяма. Хотя меня все зовут Уилли.

К.: А братья или сестры есть?

У.: Да. Три брата и две сестры.

К.: Старшие или младшие?

У.: Одна сестренка младше меня.

К.: И как они относятся к вашей службе здесь?

У.: Им очень тяжело. Моя сестренка… Эй, если ты вдруг это смотришь, слушай: я тебя люблю! Она мне постоянно пишет. Они с мамой постоянно мне пишут. А больше никто. И еще моя невеста. Это единственное… единственное, что позволяет как-то держаться. Единственное, что имеет смысл, — это семья.

К.: Если мы покажем это интервью по телевидению, вам надо будет им позвонить, предупредить, чтобы посмотрели.

У.: А?

К.: Говорю, если вас будут показывать по телевидению, надо будет их предупредить, позвонить им.

У.: Я пытался. Просто я же пробуду здесь до конца службы, так что смогу с ними поговорить только недели через две. Может быть, получится отправить им письмо по электронке через кого-нибудь, не знаю.

К.: Дайте мне на всякий случай адрес их электронной почты, вдруг я решу использовать это интервью для сегодняшнего репортажа. Мы же каждый день готовим какой-нибудь материал.

У.: Меня уже несколько раз показывали по телевизору. Дважды по CNN, когда президент встречался с начальниками штабов и с участниками миротворческих операций в Кэмп-Дэвиде.

К.: Вы тогда были в охране?

У.: Да. Когда он выходил… Когда глава государства выходил из вертолета, мы должны были его охранять.

К.: А как получилось, что вам так быстро присвоили звание сержанта?

У.: Пока я только капрал. Но скоро получу сержанта. Ну, у меня хорошая подготовка. Я физически сильный. Пока я сюда не попал, каждый день ходил в тренажерку. И стре- ляю я хорошо. Сами могли убедиться сегодня.

К.: И скольких вы сегодня застрелили? Шестерых?

У.: Да, сегодня шестерых. Из девяти. Мог и больше, просто все время волнуюсь, что кто-то из моих ребят может погибнуть.

К.: И сколько времени все это продолжалось?

У.: Пока мы убивали этих девятерых?

К.: Ну да.

У.: Секунд 30. Это один из наших пехотинцев промедлил. Он просто замер там. Из-за него нас всех чуть не убили. Не могу долго на него злиться. Каждый день бешусь оттого, что он все очень медленно делает. Но не могу на него злиться, потому что с точки зрения нравственности… Он мне сказал, что с моральной точки зрения… с моральной точки зрения… Ну, он думал, что не должен был его убивать. Он даже не понял сначала, что происходит. Когда я ему сказал, что делать, он начал стрелять. И он рад, что… Уверен, ему больше не придет в голову сомневаться в моих приказах.

К.: И все их автоматы были направлены на вас?

У.: Да. Я сегодня ему жизнь спас. И я очень рад. Обожаю его как человека, а вот пехотинец из него не очень. [Кричит пехотинцам.] Да? Нет! Что нужно-то? [Один из домов обстреливают из танка.] Вот так мы зачищаем дома. Это, наверное, наша главная задача. Зачищать дома, вот так. Вот как работает морская пехота. Раз-два — и готово. И все… Тут надо быть осторожным. У вас ведь нет оружия, да?

К.: Нет. Мы же не военные, нам не положено носить оружие.

У.: Я бы так не смог. Уж если оказываешься в таком месте, надо хотя бы оружие при себе иметь. Вот что мне так не нравится в этой стране — у всех есть оружие.

К.: Да, и в Афганистане так же. Просто сумасшествие ка кое-то.

У.: В Афганистане все по-другому. Мы же здесь проводим такие… как сказать… вспомогательные, что ли, операции. Не сегодня, конечно, сегодня совсем другое дело.

К.: Какие операции?

У.: Ну это когда войска стараются помочь людям. Знаете, когда раздаем, там, футбольные мячи населению. Смотрим, чтобы у всех все было хорошо. Чтобы школы работали, ну и так далее. Пытаемся поставить на ноги местную полицию.

К.: Понятно.

У.: Ну а здесь все совсем по-другому. Слишком много террористов. Считается, что в конце концов мы должны будем заняться такими вспомогательными операциями и здесь, только это никогда не произойдет. Ситуация здесь слишком серьезная. Когда население начнет возвращаться, вернутся и все террористы.

К.: Понятно. У.: Здесь еще очень много террористов. Они все трусы. Они стреляют в нас, потом бросают оружие и убегают. Если бы они были готовы драться, пехотинцы смогли бы дать им отпор. Да, конечно, и у нас бывают потери, но мы даем им отпор. Пусть не сомневаются: морская пехота свое дело знает. Им с нами не справиться. Да, иногда у нас бывают потери, иногда. Зато я шестерых сегодня прикончил. А другой мой пехотинец еще троих застрелил. В одной комнате. Им нас не одолеть. Этот пехотинец, которого сегодня ранили, вы бы слышали, что он сказал в бэтээре! «Уолд, убей их всех» — вот что он мне сказал, по-моему. «Уолд, я тебя люблю. Убей их всех». Да я запросто! Если они подонки, значит, надо их прикончить! К.: Этот пехотинец — ваш близкий друг?

У.: Да, один из самых близких. Я с ним познакомился, как только поступил на службу. Мы с ним дружим.

К.: Его серьезно ранили?

У.: Ну, несколько раз в него попали. Он ранен в плечо и руку. И еще пять пуль попало в бронежилет. Стреляли в упор. Но с ним все будет в порядке. Он сильный парень. Он единственный, кто может меня побороть. Очень сильный. Он в таком же положении, что и я, ему четыре месяца осталось. Его дома тоже ждет невеста, ее даже зовут так же, как мою. [Кричит пехотинцам.] Эй, осторожнее там! [Удаляется со своими бойцами.]

ТОЛЬКО ПОТОМ, несколько раз пересмотрев это интервью, я заметил, что по ответам Уолда можно проследить все шесть стадий реакции на убийство противника в бою, описанные подполковником Дейвом Гроссманом в книге «Об убийстве» (On Killing). Это опасения по поводу убийства, само убийство, чувство эйфории, раскаяние, рационализация, примирение.

Вот что он пишет: «Как и стадии реакции на смерть, описанные Элизабет Кюблер-Росс, они чаще всего, но не всегда, сменяют друг друга. Кто-то может перескочить через некоторые из них или плавно переходить от одной к другой, не догадываясь об их существовании».

КОГДА УИЛЬЯМ УОЛД ВЕРНУЛСЯ ДОМОЙ из Ирака, сначала у него все шло хорошо. Мне рассказала об этом его мать, Сэнди Уолд. Я позвонил ей семь лет спустя после интервью, взятого у ее сына в Эль-Фаллудже. Чтобы пойти в морскую пехоту в 17 лет, Уильяму пришлось заниматься дополнительно и окончить школу экстерном, на год раньше. Ему потребовалось для этого письменное согласие матери. Но после четырех лет службы он почувствовал, что с него довольно.

«Они собирались дать ему сержанта, но он не захотел оставаться там. Он просто снова хотел стать обычным человеком», — рассказывает Сэнди, почти повторяя слова самого Уильяма. Срок его службы в морской пехоте заканчивался в марте 2004-го. А его возвращение из Ирака Сэнди решила отметить, устроив ему и еще двум его друзьям-пехотинцам поездку в Лас-Вегас. Вместе со своим вторым мужем, Джоном Уолдом (отчимом Уильяма, чью фамилию он взял), они встретили ребят в отеле MGM Grand Hotel, где для всех были забронированы номера. Сэнди была счастлива, что ее сын вернулся из Ирака целым и невредимым, и очень хотела, чтобы война для него осталась в прошлом.

Она помнит, как сказала ребятам: «Я не знаю, как мне благодарить вас за то, что вы готовы были отдать за меня жизнь». Чтобы выразить свою благодарность, она даже заказала им в номер стриптизерш по объявлению в газете.

«Они уговорили меня купить им костюмы и арендовать огромный лимузин. И вот они все такие разодетые отправились гулять. Я столько денег потратила, просто смешно, — и она на самом деле смеется, вспоминая тот вечер. — Они втроем так напились, что, когда вернулись в отель, менеджер даже позвонил мне, чтобы уточнить, мои ли это ребята».

Когда к пехотинцам пришли стриптизерши, шум был, как в зоне боевых действий. Около двенадцати кто-то стал долбить в дверь Сэнди.

«На пороге стоял Уилли, пьяный в доску. Он представил мне стриптизерш, без которых я прекрасно могла обойтись, и сообщил, что ему нужно еще $1200. Я возмутилась, черт подери, но отсчитала деньги, а он радостно продолжил пляски!»

По ее словам, вся эта поездка демонстрирует, насколько близки были их отношения с сыном. Он все время звонил ей, даже из Ирака.

«Он всегда по ночам шел к снайперам, потому что у них были спутниковые телефоны. И почти каждую неделю звонил. Иногда просто чтобы сказать: „Привет, это я! Все в порядке. Разговаривать не могу. Люблю тебя, пока“. Мы с ним были очень-очень близки. Он мне рассказывал абсолютно все. Иногда я даже говорила, что мне не стоит этого знать».

Сэнди впервые почувствовала что-то недоброе после поездки Уильяма к своей девушке. Он познакомился с ней, когда служил в охране президента в Кэмп-Дэвиде. Уильям собирался жениться на ней, но после его возвращения из Ирака они расстались.

«Он улетел к ней, в восточную часть США, но и суток не прошло, как он позвонил мне и попросил забронировать ему место на рейс обратно домой. С ним что-то случилось. „Я глаза не могу закрыть, я не могу спать, — говорит он мне. — Что со мной происходит?“ Думаю, он чувствовал, что может просто наброситься на нее в этом состоянии».

Летом, когда Уильям уволился со службы, стало очевидно, насколько серьезны его проблемы.

«Четвертое июля стало для него настоящим испытанием. Соседи начали взрывать петарды».

Уильям просто съехал с катушек.

«Он весь дрожал. Я попыталась его успокоить, но он оттолкнул меня и начал кричать: „Ты понятия не имеешь, что со мной происходит! Ты думаешь, есть кнопка, на которую можно нажать и все прекратить, да? Нет!“. Он весь в поту, ходит туда-сюда по комнате, и в глазах у него такое выражение… Это продолжается полчаса или дольше. Я просто вижу, как у него пульс зашкаливает, еще немного — и у него случится удар. Как мне ему помочь? Надо постараться его перекричать. Власть — вот на что реагируют морские пехотинцы. Ему просто нужно, чтобы кто-то взял ситуацию под контроль. И вот мы кричим друг на друга. Я ору: „Контролируй себя!“ И перехожу на армейский язык: „Смирно! Смирно! Смирно!“ Раз на пятый срабатывает».

Уолд прекратил кричать и начал успокаиваться. Вероятно, в тот момент он понял, что ему не удалось оставить войну в прошлом, он привез ее домой.

«Потом, я думаю, ему стало стыдно, что он мог меня обидеть, — рассказывает Сэнди. — До отправки в Ирак у него в глазах был блеск, ему было не наплевать на людей. Он взял на себя обязательства перед своей родиной и относился к ним серьезно. А когда он вернулся, то был весь издерган. Я обратилась к психологам, мы сделали для него все что могли… На заднем дворе у нас есть беседка и пруд. Сейчас я с вами как раз из этой беседки разговариваю. Здесь чувствуешь себя уютно, в полном умиротворении. За деревьями никто тебя не увидит. Ему нравилось сидеть в беседке. Так нравилось!.. Сначала он жил с нами, потом купил дом. Но через какое-то время сказал, что не может жить один. Просто не может».

После всего пережитого в Эль-Фаллудже в ноябре 2004-го Уолд, как он сам рассказывал психологам, не мог приспособиться к гражданской жизни. Его мучили кошмары, воспоминания, он находился в эмоциональном ступоре. Ему поставили диагноз: посттравматический синдром в острой форме. По-видимому, вдобавок он был контужен. Мне не удалось найти подробной информации о контузии, но, судя по результатам медицинских анализов, он страдал от когнитивных расстройств, вызванных, по всей вероятности, черепно-мозговой травмой. Как и многие другие солдаты, вернувшиеся с войн в Ираке и Афганистане с физическими и психологическими травмами, Уолд пытался справиться со своей болью с помощью целого коктейля болеутоляющих средств, миорелаксантов и антидепрессантов (6).

Судя по медицинской карте Уолда, через какое-то время после возвращения из Ирака он начал злоупотреблять мощным болеутоляющим средством оксиконтином и постепенно попал в зависимость от этого препарата. Уолд становился все более нервным и раздражительным. В конце концов он заявил матери, что собирается вновь поступить на военную службу. Он провел дома немногим больше года. Значительную часть этого времени он потратил на визиты к врачам, психологам и психиатрам. Но никто из них не помог ему. Ему казалось, что, хотя служба в армии и стала причиной всех его проблем, только там он может почувствовать себя в безопасности. Его болезненному сознанию такие рассуждения представлялись вполне логичными.

«Мои братья позаботятся обо мне», — объяснял он матери.

«Мы целыми часами убеждали его отказаться от этой идеи. Говорили: „Ты только посмотри, что морская пехота уже с тобой сделала. Ты же хотел получить образование. Вот и исполни свою мечту. Посмотри, что с тобой сейчас творится“», — рассказывает Сэнди. Она очень не хотела, чтобы сын возвращался туда, где ему было так плохо.

Но было уже слишком поздно: «Искра в его глазах погасла. Внутри у него была только пустота».

Дальше дела пошли еще хуже. Уильям вернулся в армию. Ему дали звание сержанта и зачислили в 1-й бронепехотный разведывательный батальон. Сэнди утверждает, что он не хотел больше возвращаться в зону боевых действий. Он предпочел бы чинить оружие на какой-нибудь базе. Его боевой опыт сначала вызывал уважение новых сослуживцев, но, когда узнали о его лекарственной зависимости, уважение быстро исчезло.

Более того, он рассказал матери, что однажды ночью трое пехотинцев набросились на него, пока он спал, и избили так сильно, что он стал заикаться.

Сэнди объясняет это так: «Ему снились кошмары, и им это надоело».

Зависимость Уолда стала настолько очевидной, что его поместили в стационар, где он должен был пройти курс реабилитации. Когда ему не удалось успешно пройти программу, его перевели в медицинский центр ВМС для решения вопроса об увольнении по состоянию здоровья. Всего за несколько лет он превратился из бесстрашного воина, прошедшего боевое крещение в одном из самых опасных сражений в современной истории, в наркомана с психическими проблемами, которого должны были выгнать из армии, некогда принесшей ему столько славы.

9 ноября 2006 года Уолд провел с двумя своими друзьями, Джошуа Фреем и Натаниэлем Леонсио. К вечеру они отправились в салон татуировок. У Уолда уже было семь, и он сделал еще одну. На внутренней части предплечья он выбил женщину, орла и надпись: «Плохой американский парень».

Они пришли в его комнату примерно в половине седьмого вечера, собираясь посмотреть фильм. В отчетах следователей и врачей говорится, что Уолд хотел принять таблетки, но один из его друзей напомнил ему, что он в тот день уже пил их. Судя по всему, Уолд часто по рассеянности выпивал двойные или тройные дозы. Он прилег на кровать, засунув в рот кусок жевательного табака, как привык делать перед сном в Ираке. Позже он сказал друзьям, что неважно себя чувствует. Они ушли в 23:30, пообещав вернуться утром и забрать его на прогулку, которую запланировали на выходные.

Когда Фрей и Леонсио вернулись девять часов спустя, на их стук никто не ответил. Они сообщили об этом охране медицинского центра и взломали дверь. По их словам, Уолд лежал в той же позе, как они его оставили, на кровати поверх одеяла, с пачкой табака на груди. Только он уже не дышал. Фрей и Леонсио попробовали сделать искусственное дыхание и вызвали врачей, которые поместили его в реанимацию медицинского центра. Но все было напрасно. Они заметили у него в уголках рта розоватую пену.

Несмотря на усилия врачей, им не удалось запустить его сердце. Час спустя, в 9:35 утра, официально была зарегистрирована его смерть. Уильяму Кристоферу Уолду было 23 года. Он умер 10 ноября 2006 года, за два дня до двухлетней годовщины событий в Эль-Фаллудже, когда он застрелил шестерых повстанцев в мечети и дал мне интервью.

Конечно, я помнил о нашей с ним встрече. Но о смерти его узнал только год спустя. Я работал со своим другом Джеффри Портером над документальным фильмом об Ираке, и он упомянул, что смотрел мое интервью с Уолдом. Мы решили использовать его в фильме, но подумали, что неплохо было бы узнать, чем Уолд занимается сейчас. Портер навел справки у бывших сослуживцев Уолда, и ему сказали, что тот совершил самоубийство. Мы оба были поражены. Когда я разговаривал с Уильямом, ничто не предвещало его близкой смерти. Он показался мне живым, энергичным. Его ответы были не всегда последовательны, но честны. Он убивал людей — именно этому его и учили. Но сам при этом был невероятно ранимым. Мне бы и в голову никогда не пришло, что Уолд может покончить жизнь самоубийством. Несомненно, у него были сильно развиты чувство долга и целеустремленность. Кроме того он очень любил свою семью. Тогда у нас не хватило средств и времени завершить съемки фильма, так что мы занялись другими проектами. Но, начав работу над книгой, я захотел узнать больше о жизни и смерти Уильяма Кристофера Уолда. Я решил поговорить с его семьей, спросить, что произошло после его возвращения из Ирака. Сначала я запросил копии заключения судмедэксперта округа Сан-Диего, результатов вскрытия и токсикологической экспертизы. Смерть Уолда оказалась, пожалуй, в каком-то смысле еще более досадной и обидной, чем если бы это было самоубийство. Судя по всему, он умер от случайной передозировки.

Как я узнал из полученных документов, психиатры, у которых наблюдался Уолд, рассказали сотрудникам Службы криминальных расследователей ВМС, что ему были прописаны следующие препараты: флуокситин (более известный как прозак и использующийся для лечения депрессии), кветиапин (или сероквел, применяемый при лечении психозов, часто при шизофрении или депрессии вместе с другими лекарствами), клонидин (средство от высокого давления), дивалпроекс (или депакот, используемый для лечения мании, депрессии, эпилепсии, мигреней) и клоназепам (известный как клонопин, успокоительное средство, снижающее электрическую активность мозга, ведущую к эпилептическим припадкам и приступам паники).

После смерти Уолда следователи обнаружили в его комнате пустые флаконы из-под прописанных лекарств, но и кое-что еще.

ИЗ ЗАКЛЮЧЕНИЯ СУДМЕДЭКСПЕРТА ОКРУГА САН-ДИЕГО, 19 декабря 2006 года: «В комнате был также обнаружен небольшой пластиковый пакет с таблетками. Пакет был маркирован как сероквел, но согласно данным экспертизы таблетки оказались метадоном. Следователи уточнили у психиатра погибшего, какие лекарства ему были прописаны. Врач подтвердил, что погибшему были прописаны прозак, сероквел, клонидин, дивалпроекс и клонопин и что, судя по обнаруженным в комнате погибшего препаратам, тот принимал их согласно рецепту. Однако метадон погибше- му прописан не был, и тот получал его не от своего лечащего психиатра. Следователи не обнаружили признаков борьбы, насилия, предсмертную записку или запрещенные лекарственные средства».

Через семь дней после смерти Уолда сотрудник Службы криминальных расследований ВМС связался с заместителем судмед эксперта округа Сан-Диего, чтобы получить дополнительную информацию, включенную в отчет о следствии по делу.

ИЗ ЗАКЛЮЧЕНИЯ СУДМЕДЭКСПЕРТА ОКРУГА САН-ДИЕГО, 19 декабря 2006 года: «Друзья погибшего Натаниэль Леонсио и Джошуа Фрей показали, что после того, как они сделали татуировки, погибший предложил им принять таблетки, чтобы снять боль. Таблетки он достал из кармана. Они отказались, но сам погибший принял как минимум одну. По их словам, она начала действовать перед их уходом, тогда погибший взял табак и лег на кровать. Утром они нашли его в той же позе, что и перед уходом». 

Вот к какому выводу пришел судмедэксперт о вероятной причине смерти:

«РЕЗУЛЬТАТЫ ВСКРЫТИЯ, 11 НОЯБРЯ 2006 ГОДА, 9:11: Токсикологическая экспертиза подтвердила наличие следующих препаратов: methadone (0,32 мг / л), fluoxetine (0,20 мг / л), norfluoxetine (0,33 мг / л), 7-aminoclonazepam (0,07 мг / л) и nordiazepam (незначительное количество). Концентрация метадона в крови достаточна для летального исхода. Концентрация других препаратов либо незначительная, либо допустимая, однако они могут усиливать седативное действие метадона.

Учитывая вышесказанное и известные обстоятельства смерти, ее причиной с наибольшей вероятностью является передозировка метадона, клоназепама, диазепама, флуоксетина, и произошла она случайно.

Стивен Кампман, доктор медицины, заместитель судмедэксперта».

По мнению врачей, Уильям Кристофер Уолд помимо прописанных ему лекарств принимал также метадон — средство, используемое при лечении героиновой зависимости. Метадон уменьшает проявления абстинентного синдрома, но, в отличие от героина, не вызывает чувства эйфории. По данным Национального центра сведений о лекарственных средствах при Министерстве юстиции США, злоупотребление находящимся в свободной продаже метадоном встречается все чаще, особенно среди людей, зависимых от героина или оксиконтина. В результате приема лекарства замедляется дыхание, появляется сердечная аритмия. Поэтому передозировки препарата крайне опасны и могут привести, в частности, «к затрудненному дыханию, замедлению сердечного ритма, снижению кровяного давления, коме, смерти».

По мнению судмедэксперта, другие препараты, обнаруженные в крови Уолда в незначительных количествах, могли оказать дополнительное седативное воздействие на его организм. Возможно, это приводило к тому, что Уолд забывал, какие препараты и в каком количестве он принимал.

Несмотря на все это, Сэнди настаивает на том, что в смерти ее сына много непонятного. Так думала бы любая мать на ее месте. Сэнди работает в детективном агентстве, поэтому ее заявления звучат вполне обоснованно. Например, ей показалось подозрительным, что она получила страховые выплаты еще до того, как ей вернули тело Уильяма. Может быть, кто-то надеялся, что тогда она не будет задавать лишних вопросов? Более того, она утверждает, что стала получать анонимные телефонные угрозы, когда попыталась выяснить подробности смерти сына. Однако она отказалась рассказать что-либо о характере угроз.

Первоначально я нашел ее контакты через Интернет. Я искал фотографии Уильяма, и на одной из них увидел ее. Фотография была размещена на сайте об автогонках, созданном Сэнди и ее мужем Джоном. Сэнди стала интересоваться гонками вскоре после того, как врачи поставили ей диагноз, изменивший ее жизнь.

«В 1991 году мне поставили диагноз „рассеянный склероз“, — рассказала мне Сэнди по телефону. — Однажды утром я проснулась, а вся левая сторона парализована. До этого я иногда чувствовала слабость в ногах, и в глазах все двоилось, но я не придавала этому значения. Мне сделали МРТ и поставили диагноз — рассеянный склероз. Невролог сказал, что я больше никогда не смогу ходить».

Сэнди с азартом приняла этот вызов судьбы. Она справилась с болезнью и не только начала снова ходить, но и села за руль гоночной машины. Теперь это их с Джоном хобби.

«Уилли очень нравилось, что я участвую в гонках», — говорит она. Он тоже хотел стать гонщиком. Но после возвращения из Ирака он не мог справиться даже с собственными нервами, так что гоночный автомобиль ему бы никто не доверил. Джон рассказал, что они использовали часть страховки, полученной после смерти Уильяма, на покупку машины для Сэнди.

«Я многому научилась от своего сына, хотя он и прожил так недолго», — написала она мне в одном из писем.

Сэнди никак не может понять, почему Уильям, выживший в одной из самых опасных горячих точек со времен вьетнамской войны, не смог пережить возвращение домой. Ее сын достойно исполнил свой долг морского пехотинца, защищая сначала президента, а потом и весь американский народ во время командировки в Ирак. А вот морская пехота не смогла защитить ее сына. Так же считают Джонатан Шей и другие врачи, работающие с ветеранами, вернувшимися из зоны боевых действий. «Когда вкладываешь ребенку в руки оружие и отправляешь его на войну, — сказал мне Джонатан во время интервью, — ты навсегда остаешься в долгу перед ним за то, что будет с его душой».

Сэнди знает, как высоко Уильям ценил солдатское чувство товарищества. Но она знает и то, чем обернулась для ее сына служба в армии. Несмотря на это, она похоронила его в форме морского пехотинца. Она видела у него на груди справа еще одну татуировку: сложенные в молитве руки и надпись: «Только Бог может судить».

Сноски:

1. Первый бой за Эль-Фаллуджу, или операция Vigilant Resolve, началась в апреле 2004 года, после того как в марте были убиты четыре американских сотрудника частной военной компании Blackwater, обеспечивавшей безопасность в городе. Их тела были сожжены на мосту в Эль-Фаллудже. Операция закончилась перемирием меньше чем через месяц. Функции по обеспечению безопасности были переданы военной организации иракских суннитов, известной как «Бригада Эль-Фаллуджи». Ее члены считались союзниками США и правительства Ирака, но вскоре переметнулись на сторону повстанцев. Вторая битва за Эль-Фаллуджу — операция «Ярость призрака» — должна была исправить ситуацию. В ней участвовало 13 000 американских, британских и иракских солдат. Эль-Фаллуджа была освобождена от повстанцев за 45 дней. Операция стала самой кровавой за все время войны в Ираке. В ней погибло 1500 повстанцев, 100 солдат коалиции
и предположительно 600 мирных жителей.

2. SWAT (вначале Special Weapons Assault Team — особо вооруженная штурмовая группа; теперь Special Weapons And Tactics — особое оружие и тактика) — элитные полувоенные боевые подразделения американских полицейских департаментов, предназначенные для выполнения опасных операций, аналог российского СОБРа. — Прим. ред.

3. Из отчета Службы криминальных расследований ВМС я узнал его имя — Фархан абд Мекелф. Судя по документам, обнаруженным при нем, он служил в иракской полиции. Его расстрелял морской пехотинец на следующий день после захвата мечети. Я снял это убийство на камеру, и позже следователи попросили меня идентифицировать его тело. Я увидел его в пластиковом мешке на каком-то складе американской военной базы. Я сразу узнал его, хотя пуля попала в голову и лицо теперь напоминало резиновую маску, полую внутри, с прилепленным черным пучком волос.

4. Чтобы Уильям смог поступить на военную службу, потребовалось письменное согласие его матери. Он еще учился в средней школе. В учебном лагере его отобрали в службу охраны президента. Он охранял Джорджа Буша-младшего во время его пребывания в Кэмп-Дэвиде.

5. Полиция предполагает, что смерть отца Уильяма, Томаса Нельсона, произошла в результате несчастного случая. Его тело нашли на обледенелой дороге с переломанной шеей, когда Уильяму было всего одиннадцать. Семья Уильяма рассказала мне, что он сильно переживал из-за смерти отца и до сих пор считает, что его убили.

6. Врачи клиники Майо так определяют черепно-мозговую травму: «…результат толчка или сотрясения, вследствие которого мозг ударяется о внутреннюю часть черепа, либо результат проникновения в мозг какого-нибудь объекта, например, пули или осколка кости черепа. Легкая травма приводит к временной дисфункции клеток головного мозга. При более тяжелых травмах наблюдаются гематомы, разрыв тканей, кровотечения и другие повреждения головного мозга, что может привести к долгосрочным последствиям или смерти. Согласно данным исследования корпорации Rand
«Невидимые раны: Психическое здоровье и когнитивные проблемы военнослужащих США, участвовавших в боевых действиях», 320 000 из 1,64 млн солдат, служивших в Ираке, перенесли какую-либо разновидность черепно-мозговой травмы.